«Ревизор» Николая Гоголя

🙅‍♂️ Если мы видим на сцене человека в неестественной позе, явно сатирически преувеличенного, мы перестаем ассоциировать с собой сказанное им. Нам кажется, что подобная ситуация может быть только в мире безумных отражений, но ужас в том, что все это существует прямо здесь и сейчас, в нашей действительности — оглянись и посмотри.

🎭 Гоголю было важно, чтобы героев, в особенности Хлестакова, сыграли серьезно. Поэтому писатель был так против первого исполнителя этой роли: актер Дюр сыграл Хлестакова по лекалам французских водевилей. В них есть такой тип героя — хвастуна, болтуна, полушута, который появляется на сцене с единственной целью — развлечь публику, дать им почву для смеха. Но Гоголю не нужно, чтобы публика смеялась над шутом-Хлестаковым.

🗣 В «Отрывке из письма, писаного автором» Гоголь пишет одному из актеров: «Он сделался просто обыкновенным вралем, — бледное лицо, в продолжение двух столетий являющееся в одном и том же костюме. Неужели в самом деле не видно из самой роли, что такое Хлестаков? Или мною овладела довременно слепая гордость, и силы мои совладеть с этим характером были так слабы, что даже и тени, и намека в нем не осталось для актера? А мне он казался ясным. Хлестаков вовсе не надувает; он не лгун по ремеслу; он сам позабывает, что лжет, и уже сам почти верит тому, что говорит. Он развернулся, он в духе, видит, что все идет хорошо, его слушают — и по тому одному он говорит плавнее, развязнее, говорит от души, говорит совершенно откровенно и, говоря ложь, выказывает именно в ней себя таким, как есть. Вообще у нас актеры совсем не умеют лгать. Они воображают, что лгать значит просто нести болтовню. Лгать значит говорить ложь тоном так близким к истине, так естественно, так наивно, как можно только говорить одну истину; и здесь-то заключается именно все комическое лжи. Я почти уверен, что Хлестаков более бы выиграл, если бы я назначил эту роль одному из самых бесталанных актеров и сказал бы ему только, что Хлестаков есть человек ловкий, светский, совершенный comme il faut, умный и даже, пожалуй, добродетельный, и что ему остается представить его именно таким. Хлестаков лжет вовсе не холодно или фанфаронски-театрально; он лжет с чувством, в глазах его выражается наслаждение, получаемое им от этого. Это вообще лучшая и самая поэтическая минута в его жизни — почти род вдохновения. И хоть бы что-нибудь из этого было выражено! Никакого тоже характера, т. е. лица, т. е. видимой наружности, т. е. физиономии, решительно не дано было бедному Хлестакову».