Как книги становятся классикой

Мы уже знакомы с модернизмом в литературе. Давайте поговорим про модернистский канон и узнаем, какие модернисты смогли стать каноническими и как это проявляется в наше время.

📚 Книги начала 20 века, в свое время спорные, авангардные и даже скандальные, постепенно занимают свои места рядом с Диккенсом и Достоевским. В центре нового канона 20 века — сложная модернистская проза: Пруст, Джойс, Кафка, Вирджиния Вулф, Томас Манн, и не менее сложная поэзия: Т. С. Элиот, Эзра Паунд, Рильке, Мандельштам.

📜 Эта литература никогда не рассчитывала ни на массового читателя, ни на место в школьной программе. Модернисты, конечно, тоже искали признания и успеха, но в их среде ценны были творческая самореализация и успех среди понимающих, вдумчивых читателей, готовых к экспериментам.

📖 Поэтому канонизация писателя в 20 веке выглядит иначе, чем в 19, и отчасти возвращает нас к истории Данте: признание через интерес коллег и ученых, и только после этого закрепление в общей культуре.

✍️ Когда объясняют значимость модернистского текста, подчеркивают обычно не универсальность, а оригинальность и необычность художественного языка. Тем интереснее посмотреть, как «трудные» авторы все-таки обрели широкую известность.

👤 Первым канонизированным модернистом стал Марсель Пруст с его единственным романом «В поисках утраченного времени». Пруста можно считать связующим звеном между 19 и 20 веками — его ориентирами были романы Толстого, Джорджа Элиот и Флобера.

📇 Если первый том романа ему пришлось издавать за свой счет, то второй уже получил Гонкуровскую премию. Смерть Пруста в 1922 году подтолкнула процесс: хотя последний том романа выйдет только в 1927, все 20-е годы Пруста уже активно комментируют, изучают и переводят, в том числе на русский.

🖋 Андре Жид и его журнал «Новое французское обозрение» сделали Пруста символом новой литературы, сосредоточенной на эстетическом поиске и свободной от литературных партий и кружков.

👁 Широкого читателя у романа Пруста никогда не будет, он требует слишком много времени и усилий — но почти все деятели искусства XX века охотно говорили о ценности Пруста для их личного развития — от Вирджинии Вулф до Бориса Пастернака, от Франсуа Трюффо до Святослава Рихтера.

📂 К столетнему юбилею в 1971 году у Пруста уже есть все признаки классика: огромный корпус интерпретаций, академические издания, переводы и своя мифология вокруг его личности.

🏠 Последняя стадия — переименование крошечного городка Илье, где Пруст бывал в детстве, в Илье-Комбре (Франция). Почему Комбре? Это название города, где провел детство рассказчик в его романе.

🚂 Индустрия туризма в 20 веке смогла присвоить даже самых сложных и серьезных писателей. «Улисс» Джойса привлек внимание к Дублину.

🗾 Действительно, в романе маршруты блуждающих по Дублину героев прописаны так точно, что из них легко сделать готовые экскурсии. Этому не мешает ни то, что ирландская столица в текстах Джойса — это не прекрасный великий город, а бытовой лабиринт, ни то, что при жизни писателя дома категорически не принимали.

👤 Еще удивительнее, как героем массовой культуры стал Франц Кафка. Он не то что в классики, а и вообще в историю литературы попал почти случайно: при жизни он успеха не добился совсем, а после смерти его друг Макс Брод опубликовал тексты вопреки последнему желанию Кафки.

➡️ Теперь все ситуации пугающего абсурда называют «кафкианскими», сюжеты «Превращения» и «Процесса» цитируются на каждом шагу. А в Праге Кафка давно стал героем экскурсий и сувениров.

Кафе «Франц Кафка» в Праге

Давайте узнаем, могут ли постмодернисты стать каноническими авторами и какие отличительные черты есть у канонизации постмодернистской литературы.

⭐️ Начиная со второй половины XX века говорить о каноне все сложнее — и не только потому что рано. Идея общей системы ценностей, организованной по вертикали, как и образы универсальных сверхчеловеческих великих авторов, стали казаться устаревшими или даже опасными.

🌀 Постмодернистская теория, на которую осознанно ориентированы многие сильные писатели 1960-80-х годов ищет способы преодолеть эту вертикаль. Тема эпохи — разрушение иерархий, отказ от величия, абсолюта и идеальной красоты в пользу свободной игры.

❗️ Обязательным критерием признания с начала 19 века была оригинальность. Постмодернистская литература намеренно от нее отказывается: все, что написано, существует в общем поле.

📌 Многочисленные и хаотичные цитаты, отсылки, прямые повторы известных сюжетов — признаки, по которым читатели и опознают постмодернистов — это способ показать, что творчество превращается в комбинаторику, собирание текста из готового материала.

🤹 Столпам постмодернизма новая литература виделась пространством, в котором все, даже сюжет, определяет читатель, а не автор.

🗣 Философ и эссеист Ролан Барт так описывал идеальный текст: «… у него нет начала, он обратим; в него можно вступить через множество входов, ни один из которых нельзя признать главным; вереница мобилизуемых им кодов теряется где-то в бесконечной дали…» Такой текст не может быть текстом-памятником и не должен вызывать почтения, наоборот — его нужно все время переделывать.

📕 «Антироман» Хулио Кортасара «62. Модель для сборки» или «Хазарский словарь» Милорада Павича, который предлагалось читать нелинейно, как словарь, а не как роман — попытки найти реальное литературное решение этой задачи.

❇️ Нарушилась и традиционная расстановка сил между писателями и интерпретаторами.

➡️ Постмодернистское поколение заранее слишком хорошо знает, как их тексты будут толковать, описывать в учебниках и цитировать в критике — и превращает всю эту систему в предмет иронии.

📘 Хороший пример — роман Джулиана Барнса «Попугай Флобера»: мало того, что роман пародирует одержимость любителей классики всеми мелкими деталями жизни и творчества их идолов — в конце мы читаем пародийное же собрание цитат, комментариев и даже экзаменационных вопросов.

👑 У постмодернистской литературы, тем не менее, складывается свой канон. Итало Кальвино, Умберто Эко, Милорад Павич, Мишель Турнье, Томас Пинчон или даже Владимир Сорокин уже фигурируют если не в школьных, то в университетских программах.

🎲 Игровые приемы писателей и утопии философов не освободили литературную жизнь от ее нормальной организации. Литературные премии и рейтинги критиков к концу века были по-прежнему популярны, издатели и не собирались выходить из привычного цикла, и имена постмодернистов теперь регулярно появляются в сериях «классики 20 века».

Распад империй изменил лицо мировой литературы. К старому делению на Запад и Восток как две несовместимые литературные системы добавляется множество постколониальных литератур. Давайте узнаем, что общего у постколониальных авторов.

🇬🇧 В колониях европейских империй в Азии, Африке, Южной Америке образование и культурная жизнь были привязаны к языкам и культурам метрополий. Даже у древней и богатой индийской культуры в итоге в 20 веке почти вся актуальная литература существует на английском языке и в прямой зависимости от британской.

📚 Сейчас понятно, что эти литературы нельзя читать как провинциальные — они активно строят свои собственные пространства и создают своих классиков. Это процесс сильно зависит от политического контекста: не во всех бывших колониях есть независимая литература западного типа, и многие писатели остаются в эмиграции.

👤 Салман Рушди давно вписался в британскую литературную жизнь, но в Пакистане по-прежнему нет места его книгам — а, например, Чинуа Ачебе в Нигерии уже однозначно канонизирован.

🇧🇷 Южная и Центральная Америка уже успешно прошли через эту стадию: аргентинская, бразильская, мексиканская, колумбийская литература на испанском и португальском воспринимаются нами как самостоятельные.

➡️ Мы уже знаем некоторые особенности постколониальных литератур 20 века: для них характерны магический реализм, двойственность самосознания, персонажи-мигранты и изгнанники.

✍️ Постколониальному автору всегда приходится работать с двумя литературными традициями — классической западной и родной, в которой, как правило, есть древнее наследие, есть сильные авторы, но нет собственной классики и самостоятельных литературных институций.

🎩 Интересно, что иногда выходом оказывается найти ориентиры в более далеких от автора европейских культурах. Например, в романе Джумпы Лахири «Тезка» героя, индийца из эмигрантской семьи в Америке, зовут Гоголь: смешная случайность, но в итоге автор «Шинели» становится для него неожиданной опорой.

🖋 Проблемой остается язык: западные издатели и литературные агенты предпочитают продвигать авторов, которые не нуждаются в переводе. Во всех постколониальных странах пытаются создать или восстановить собственные литературные языки, но для мировой известности надежнее всего писать на английском.

📌 Обратим внимание на индонезийца Эку Курниавана — у нас недавно вышел перевод его романа «Красота — это горе», который уже номинировали на международную букеровскую премию. Это еще один образец магического реализма, но важно, что Курниаван пишет на родном языке.