Литература ужасов: от готики до хоррора

Готика получила специфическое развитие в конце 19 века в ранней модернистской литературе.

📕 Новая мода на готику. Во французской литературе к 1870-м годам новая мода на готику распространилась благодаря рассказам Эдгара По в переводах Шарля Бодлера. При этом авторов страшных рассказов во Франции больше вдохновляли «гротески», чем «арабески». Пугающие образы окружены черным юмором или даже сатирическими интонациями.

🎭 Основной мотив французской декадентской готики — маски. Страшный смысл маскарада идеально объясняется в рассказе Жана Лоррена «Прорези маски». Герой попадает на жуткий маскарад без музыки и танцев и осознает, что из прорезей для глаз окружающих масок на него смотрит пустота. Затем он смотрит в зеркало и видит такую же маску с дырами вместо глаз.

📘 Вокруг этой темы построены «Дьявольские повести» Жюля Барбе д'Оревильи (1874). Сюжеты Барбе не фантастические: все дьявольское сводится к преступлениям, которые герои совершают, сохраняя свои маски пристойности и безразличия. Снятие покровов ничего не меняет — это страшнее всего.

Пример — рассказ «Изнанка одной партии в вист» 👇

▪️ Этот рассказ — серия страшных разоблачений, которыми рассказчик хочет напугать светскую компанию. В жизнь загадочной аристократки вмешивается демонический шотландец, непобедимый игрок и обладатель коллекции ядов. Он несет разорение и смерть, и заканчивается все трупом младенца в саду графини.

▪️ Однако нагромождение ужасов не производит никакого катастрофического эффекта. Слушателей рассказчика нельзя шокировать, хотя они хорошо знают персонажей. Сцена ужасных сюжетов — не готические замки и не старые темные дома, а благополучные гостиные, населенные живыми мертвецами. Часто авторы не снимают двусмысленность, и мы не знаем, буквально или метафорически понимать рассказы о смерти.

🎲 На игре между готикой и сатирой построены «Жестокие рассказы» Огюста Вилье де Лиль-Адана (1883). В рассказе «Нетрудно ошибиться» герой всего лишь идет на деловую встречу, но весь мир в его глазах принимает макабрические (ужасные, погребальные) формы — деревья похожи на скелеты, здания на призраки, а люди уже мертвы. «За столами сидели какие-то люди солидного вида, вытянув ноги, откинув голову, с неподвижным взглядом, и, казалось, о чем-то размышляли. Глаза у них были пустые, лица землистые. Возле каждого лежали раскрытые портфели и папки с бумагами. И я понял тогда, что хозяйка этого дома, где я ожидал встретить радушный прием,— Смерть».

🖤 Другой важный мотив — стремление обладать другим человеком, которое приводит к жутким эффектам. Персонажи в поисках идеальной любви оказываются в паре с мертвецом или привидением (как герой рассказа «Вера» в «Жестоких рассказах»), с куклой или автоматом.

📖 В повести Вилье де Лиль-Адана «Ева будущего» (1886) Томас Эдисон создает для героя девушку-«андреиду» (отсюда слово «андроид»). Этот сюжет — ироническая отсылка к Франкенштейну, у которого монстр требовал создать ему подругу. Но у Вилье идеальная искусственная женщина должна заменить несовершенную живую любовницу.

⚡️ Жестокий оборот история принимает, когда герой берет андреиду с собой в путешествие по морю. Прекрасное создание все же не считается человеком: на корабль она отправляется в ящике и теряется при кораблекрушении. Обыденное нарушение границ между живыми и мертвыми, человеком и вещью оказывается даже страшнее, чем сверхъестественные силы.

Фелисьен Ропс. Иллюстрация к «Изнанке одной партии в вист», 1886

В английской готике особое место занимает Оскар Уайльд. В отличие от современников — Стивенсона и Стокера, Уайльд встраивает готические элементы в литературную игру. Эмоциональные эффекты ужаса у него уступают место парадоксальным трансформациям известных страшных сюжетов.

Давайте посмотрим, как устроены произведения Уайльда 👇

👻 Одно из первых прозаических произведений Уайльда — «Кентервильское привидение» (1887). Пародия на викторианские рассказы о привидениях ставит сюжет о доме с призраками с ног на голову. Призрачный хозяин замка Кентервиль оказывается бессилен перед новыми американскими владельцами. Комизм подчеркивается театрализацией: призрак играет разные «роли», пытаясь запугать жильцов, но прагматичные зрители приводят его самого в ужас и отчаяние.

📖 «Заведись в Европе хоть одно привидение, оно мигом очутилось бы у нас в каком-нибудь музее или в разъездном паноптикуме», — говорит американец в начале рассказа, заведомо понижая статус ужасного представления. Тем не менее, классический сюжет освобождения привидения у Уайльда реализуется всерьез.

🔮 В «Преступлении лорда Артура Сэвилла» (тоже 1887) хиромант сообщает герою, что тот станет убийцей. Здесь Уайльд использовал традиционный сюжет со зловещим предсказанием. Герой, вместо того чтобы впасть в панику, пытается обыграть судьбу и сам предпринимает попытки убийств, чтобы разделаться с проклятием до женитьбы. Как и в «Кентервильском привидении», готическому сюжету противостоит прагматический здравый смысл. Хотя проклятие в итоге сбывается, хироманта разоблачают как шарлатана: «Преступление…» можно читать как мистическую историю, а можно и как ироническую притчу о свободе и предопределении.

🖼 Роман «Портрет Дориана Грея» (1890) продолжает ту же игру. Считать ли его готическим — предмет вечных споров.

В основе сюжета лежит несколько готических формул:

🔸 Продажа души: герой получает вечную молодость, а на его портрете отражаются его пороки и признаки старения. Однако сделки с дьяволом в романе нет, как и вообще мистических сил. Дориан просто высказывает вслух желание. Лорд Генри — главный претендент на демоническую роль в романе. Он буквально думает, что хотел бы «завладеть душой» Дориана, но у него нет никаких мистических инструментов, кроме слов.

🔹 Страшный портрет — любимый образ романтиков. Но в романе Уайльда портрет — скорее жертва: зло творит герой, с которого он написан. Жертвой становится и художник, в котором нет ничего инфернального.

🔸 Все темные и мрачные эпизоды в романе скорее реалистические: блуждания по закоулкам, опиумные притоны, преступления — это тот же мир, что и в рассказах Конан Дойла. И сама атмосфера романа в целом далека от готической: переживание ужаса возникает только в отдельные моменты.

🖋 «Портрет Дориана Грея» — в первую очередь роман об искусстве, о сложных отношениях между искусством и жизнью. Сюжет страшной истории в нем только часть многослойной системы аллюзий. Вместе с готикой Уайльд обыгрывает стереотипы детективов, романов воспитания, викторианских сенсационных романов и французской декадентской прозы.

Айвен Олбрайт. Портрет Дориана Грея (1943), картина фигурирует в экранизации 1945 г.

Для немецких экспрессионистов готический язык органичен, потому что соответствует характерной для них картине мира. Экспрессионизм — это искусство разломов и разрывов, мир в этой эстетике представлен в состоянии вечной войны. Смерть физическая, со всеми страшными подробностями — главная тема для всего направления. Немецкий писатель Ганс Гейнц Эверс составил список из лучших произведений, где сходятся экспрессионистский стиль и традиционные готические мотивы.

Давайте посмотрим, что это за произведения 👇

1️⃣ Роман Эверса «Альрауне. История одного живого существа» (1911). В нем соединяются отсылки к «Франкенштейну» и к средневековой легенде, которую вспоминал еще Гофман. Герой-ученый задумывает создать альрауне — существо из преданий: оживший корень мандрагоры, который вырастает из земли, оплодотворенной семенем казненного преступника.

📖 Альрауне, дитя жизни и смерти, создана профессором. Когда она становится девушкой, ее окружают странные события: она приносит богатство и смерть. Повествование ведет типичный готический рассказчик: у него еще более хаотическое сознание, чем в новеллах По. Поэтому границы реальности во всем тексте размыты.

2️⃣ В рассказе Эверса «Паук» (1915) выстроена похожая схема: обезумевший рассказчик, демоническая женщина и воплотившаяся в реальности мифология. Герой в истерических дневниковых записях фиксирует влечение к смерти: «Это пронзительный ужас, леденящий кровь в жилах, который я, однако, не отдал бы ни за какие сокровища. Это порабощение совершенно не поддается пониманию, но при этом оно так пленительно своей неизбежностью».

3️⃣ Густав Майринк — главный специалист по мистическим тайнам и ужасам в немецкой прозе начала 20 века. Действительно, во всех текстах Майринка есть сверхъестественное, вторжение мертвых в мир живых, алхимия и оккультизм. Во многом это выражение собственных мистических интересов автора: в романах («Голем», «Ангел западного окна», «Белый доминиканец») он ставил задачей воплотить в литературных сюжетах собственную мифологию. Даже в пугающих историях его обычно интересовал не страх, а прозрение, посвящение в тайны.

📗 Рассказы Майринка ближе к литературе ужасов, чем романы. Ужас в них часто вызывают обыденные ситуации или приметы современности. Самый эффектный из них — рассказ «Больны», где страшный мир — это гостиная санатория, заполненная скучающими больными. Нервозное сознание рассказчика превращает все вокруг в источник отвращения и страха: «Всех нас обременяло время, — высасывало, как полип. Я не удивился бы, если бы все эти люди, как один человек, вдруг, без всякого так называемого повода, вскочили бы с бешеным воем и разбили бы в ярости столы, окна и лампы».

📖 Единственное событие — у мальчика рядом не получается сложить в коробку домино — разрастается в глазах рассказчика до катастрофы. В глазах ребенка он видит отчаяние, а когда выходит на улицу, превращает увиденное в метафору собственной жизни: «Я грустил о всех тусклых происшествиях в моей жизни, — они смотрели друг на друга черными глазами домино, словно искали что-то неопределенное, а я хотел уложить их рядами в зеленый гроб... но каждый раз их оказывалось или слишком много, или слишком мало…».

♠️ Готические сигналы — отчаяние, знаки смерти, черный цвет — становятся кодом, с помощью которого можно превратить в кошмар любую бытовую ситуацию.

Русскую литературу Серебряного века тоже затронула волна новой готики. У Валерия Брюсова, Зинаиды Гиппиус, Федора Сологуба есть немало текстов, окрашенных готическими интонациями и отсылками к Эдгару По или Гофману. Ключевая роль в истории русских ужасов принадлежит, конечно, Леониду Андрееву. В читательской памяти, конечно, навсегда закрепилась фраза Толстого: «Он пугает, а мне не страшно».

Сейчас это проверим 👇

👤 Андреев близок по эстетике к немецким экспрессионистам: он прибегает к резкому, грубому, нервному языку. Катастрофа и смерть — его постоянные темы. Они могут воплощаться в натуралистической форме, как в рассказе «Бездна» или в аллегорической, как в «Стене».

❕ Объединяет андреевские страшные рассказы нарастающее беспокойство, паника: весь мир разваливается на наших глазах вместе с сознанием персонажей.

📖 Перечитаем повесть «Красный смех» (1904). В ее основе — не мистика, а реальные впечатления: речь идет русско-японской войне. Выразить войну оказывается возможно только на языке ужасов. Андреев задействует элементы готического романа: повествование организовано как отрывки дневника. Автор дневника с каждой записью испытывает все больше ужаса и отвращения. Люди на войне описаны как живые мертвецы, с характерным для экспрессионистов беспощадным вниманием ко всем физическим подробностям.

➡️ «Красный смех» в заглавии отсылает к «Маске Красной смерти» По. Это странное определение рассказчик дает сцене коллективного транса, «восторга страха», о котором вспоминает раненый.

«… голова кружилась, и страх минутами сменялся диким восторгом — восторгом страха. Когда кто-то рядом с ним запел, он подхватил песню, и скоро составился целый, очень дружный хор. Он не помнит, что пели, но что-то очень веселое, плясовое. Да, они пели — и все кругом было красно от крови. Само небо казалось красным, и можно было подумать, что во вселенной произошла какая-то катастрофа, какая-то странная перемена и исчезновение цветов: исчезли голубой и зеленый и другие привычные и тихие цвета, а солнце загорелось красным бенгальским огнем.
— Красный смех, — сказал я».

👦 В одном из самых мрачных эпизодов война воплощается в детях. Здесь Андреев тоже использует готический мотив обманчивой невинности и доводит его до предела, повторяя во все более отвратительных вариантах образ ребенка-убийцы.

«Эти дети, эти маленькие, еще невинные дети. Я видел их на улице, когда они играли в войну и бегали друг за другом, и кто-то уж плакал тоненьким детским голосом — и что-то дрогнуло во мне от ужаса и отвращения. И я ушел домой, и ночь настала, — и в огненных грезах, похожих на пожар среди ночи, эти маленькие еще невинные дети превратились в полчище детей-убийц.
Что-то зловещее горело широким и красным огнем, и в дыму копошились чудовищные уродцы-дети с головами взрослых убийц. Они прыгали легко и подвижно, как играющие козлята, и дышали тяжело, словно больные. Их рты походили на пасти жаб или лягушек и раскрывались судорожно и широко; за прозрачною кожей их голых тел угрюмо бежала красная кровь — и они убивали друг друга, играя».

✍️ Андреев действительно нарочито «пугает». Смысл этого приема в контрасте между готическим ужасом и его совершенно конкретными источниками.

Задание

📖 Давайте прочитаем рассказ Жориса-Карла Гюисманса «Кошмар», который посвящен циклу картин Одилона Редона.

«Таковы были видения, вызванные во мне альбомом, который посвятил славной памяти Гойи Одилон Редон, князь таинственных снов, пейзажист подземных вод и опрокинутых лавою пустынь».

👇 Как вы думаете, какое описание подходит к конкретному изображению? Соедините картину и цитату из рассказа.

О готических монстрах и секрете успеха «Дракулы» и «Франкенштейна»