Артуровский миф в литературе

Давайте проследим за реинтерпретацией артуровского мифа в 20 веке.

❇️ В литературе 20 века артуриана воспринимается как общеевропейский миф, средоточие важных тем и символов. Они появляются отдельными мотивами у большинства европейских модернистов — от Верлена, Аполлинера и Кокто до Джойса и Томаса Манна.

🎵 Важный источник модернистской литературной артурианы — мистериальные музыкальные драмы Рихарда Вагнера: хотя они написаны одновременно с «Королевскими идиллиями», пик их влияния приходится на следующую эпоху.

📝 Три оперы Вагнера основаны на артуровских сюжетах, и написанные им либретто радикально переосмысляют исходные тексты. Вагнер намеренно основывался только на немецких источниках. «Лоэнгрин» (1848) использует немецкий анонимный роман 13 века, «Тристан и Изольда» (1859) — «Тристана» Готфрида Страсбургского, «Парсифаль» (1882) — роман Вольфрама фон Эшенбаха.

🤴 Показательно, что Вагнер проигнорировал самого короля Артура, Круглый стол и рыцарские подвиги, даже те, что подробно изложены в немецких текстах. Например, от огромного и красочного романа Эшенбаха он оставляет только те линии, что четко складываются в мистический сюжет о вине, отчаянии и искуплении.

❇️ Другой обязательный контекст артуровской темы в 20 веке связан с научной медиевистикой. В Германии и Франции в конце 19 века стали публиковать академические издания рыцарских романов, трубадурской лирики и других памятников. На смену романтическому взгляду пришел научный, требовавший работать с этим наследием так же тщательно, как с античной литературой работает классическая филология. Ученые не только восстанавливали связи между текстами, уточняли датировки и объясняли темные места. Стали появляться развернутые теории о том, как было устроено мышление средневекового человека.

👤 Французский медиевист Гастон Пари (1839–1903), анализируя романы о Ланселоте, пришел к выводу, что эти тексты, как и лирика трубадуров, подчиняются «доктрине куртуазной любви»:любовь-поклонение, объект которой заведомо недоступен — не случайный мотив нескольких легенд, а проявление специфического мировоззрения. Эта идея своеобразно отозвалась в модернистской культуре, казалось бы, далекой от трубадурского пафоса. Эзра Паунд, например, видел в средневековой куртуазии образец для современного поэта: растворение в чувстве аналогично «деперсонализации» модернистского лирического героя.

📕 В 1900 году ученик Гастона Пари Жозеф Бедье опубликовал «Роман о Тристане» — реконструкцию легенды, основанную на разных средневековых источниках. Параллельно этому изданию, адресованному широкому читателю, Бедье издал и научные комментарии к своей работе. Книга произвела не меньшее впечатление, чем издание «Смерти Артура» в начале 19 века. Хотя сам сюжет о Тристане и Изольде был всем известен, в версии Бедье он прозвучал как современный роман.

👤 Английский медиевист Уильям Пейтон Кер (1855–1923), автор книги «Эпос и роман», прямо связал средневековый контекст с современностью. В книге он противопоставляет суровый средневековый эпос, героический, оригинальный и реалистический, и изысканные рыцарские романы — вторичные, нереалистические, экстравагантные. Кер упрекает Кретьена де Труа в том, что он разрушил величие эпоса, и напрямую сравнивает его с денди и декадентами конца 19 века. Среди внимательных читателей Кера были Эзра Паунд, Уистан Хью Оден и Дж.Р.Р.Толкин, и столкновение «эпического» и «декадентского» актуально в артуровских текстах 20 века.

Среди множества текстов по артуровским мотивам интересны попытки точно пересказать легенды для современных читателей. Давайте узнаем, как это делают писатели в 20 веке.

📚 Самый неожиданный такой проект — «Легенды о короле Артуре и рыцарях Круглого Стола» Джона Стейнбека. Американский писатель и журналист в середине 50-х задумал перевести на современный английский «Смерть Артура» Мэлори. К этому времени были открыты и исследованы рукописи Мэлори, и идея была в том, чтобы познакомить читателей с наиболее полной версией текста.

🗣 Стейнбек говорил, что пытался понять логику автора, о котором мы мало что знаем, вжиться в его мышление. Это оказалось невыполнимой задачей: работа шла 20 лет и осталась незавершенной. Стейнбек ушел с головой в медиевистику, ездил в Англию и даже учился делать средневековые топоры — но понял, что буквальный перевод ему уже не интересен. В итоге Стейнбек перешел к созданию собственного текста. В его книге больше психологических и бытовых деталей, объяснений мотивации персонажей, и о войне и насилии он говорит явно с точки зрения современного человека.

❓ Зачем американскому автору, известному ироничной злободневной прозой, артуровские легенды? Стейнбек видел в Мэлори актуального писателя, у которого стоит учиться: «Мэлори жил в жестокую эпоху, и в „Смерти Артура“ он нисколько не преуменьшает насилие и похоть, убийства и наивный эгоизм... Но рядом с ними он ставит великодушие и мужество, величие и огромную трагическую печаль — вместо мелкой злой досады». Для Стейнбека Артур и Камелот совсем не идеальны, но дух артурианы — альтернатива отчаянию и цинизму.

✍️ Другой подход выбрал английский писатель Теренс Хэнбери Уайт. Его цикл «Король былого и грядущего» (1958) стал самым популярным переложением артуровских легенд. Цикл включает пять книг: «Меч в камне», «Царица воздуха и тьмы», «Рыцарь, совершивший поступок», «Свеча на ветру», «Книга Мерлина». Уайт достаточно прямо следует сюжетам, взятым в основном у Мэлори, но кардинально меняет манеру повествования и характеристики некоторых персонажей.

📚 «Король былого и грядущего» построен как роман воспитания, в котором текст «взрослеет» вместе с героем. Первая книга — развернутая история детства Артура и его пути к престолу. Она написана как детский приключенческий роман в духе скорее Марка Твена, чем Мэлори: юного Артура до самого конца романа зовут Вартом (“Wart”, «бородавка»), Уайт постоянно использует комические анахронизмы, и в целом текст звучит иронически. Однако основные темы артурианы не опрокидываются и не подвергаются сомнению, как у Твена.

🗡 С каждым романом цикл становится серьезнее, появляются исторические параллели с современностью, и к финалу текст звучит как антивоенный манифест. Благодаря диснеевскому мультфильму «Меч в камне» и бродвейскому мюзиклу «Камелот», основанному на романах Уайта, именно эта версия артурианы стала самой привычной для западных читателей и зрителей.

Артуровский миф сыграл ключевую роль в рождении фэнтези как формы фантастической литературы. Прообразы жанра фэнтези можно найти в литературе 19 века, но для читателей самостоятельность он обрел в середине 20 века и прочно ассоциируется с переработками европейской мифологии и средневековых легенд.

👤 Главный претендент на роль отца всей фэнтези-литературы, Джон Рональд Руэл Толкин, был, как известно, ученым-медиевистом, специалистом по истории европейских языков и знатоком северноевропейской мифологии и эпоса. Артуровская тема — не основная специальность Толкина, но он, конечно, не прошел мимо нее.

✍️ На Толкина и его коллегу и соперника Клайва Стейплза Льюиса особое влияние оказал Чарльз Уильямс — менее известная, но очень яркая фигура. Уильямс, поэт, богослов и мистик, один из последних представителей символистской традиции, был также автором целого ряда артуровских текстов. Подробнее о Уильямсе можно почитать в статье Николая Эппле.

📚 Циклы поэм Уильямса «Талиессин в Логрисе» и «Край летних звезд» интерпретируют артуровские сюжеты как вечную мистерию. В центре оказывается не Артур, а поэт-друид Талие́ссин, периферийный персонаж валлийских легенд. Следы причудливых мистических идей Уильямса видны в более доступной мифологии Толкина и Льюиса: объединяет их стремление воссоздать единство мифа и истории. Для Толкина фантастические романы — только часть общей работы по реконструкции мифа и эпоса.

📕 Трилогия «Властелин колец», ставшая базовым текстом «эпического» фэнтези, включает отсылки к множеству разных исторических пластов европейской мифологии. Артуровская линия в ней очевидна, но представлена разрозненными мотивами: Толкин обращался не столько к рыцарским романам, сколько к их древним корням. Например, в Арагорне видят проекцию Артура: сюжет о явлении подлинного короля — типично артуровский, и Арагорн воплощает рыцарский идеал, но его путь к престолу у Толкина совершенно иной. В Гэндальфе реализован архетип мага-помощника, главным проявлением которого был Мерлин, но сходство их ограничивается функцией.

➡️ Больше общего у Толкина с поэтической артурианой Теннисона: в финале «Властелина колец» те же темы — неизбежная смена эпох, лирическая печаль уходящих в закат героев.

📗 В 2013 году была опубликована поэма Толкина «Смерть Артура»: она интересна прежде всего формой — это аллитерационная эпическая поэма, подражание древнему жанру.

📝 Дальнейшее развитие фэнтези показало, что артуровские легенды невероятно продуктивны, из перетасовки их компонентов можно сделать сколько угодно сюжетов о волшебных приключениях в квазиисторическом антураже. Типичные для фэнтези сюжетные схемы отмечены артуровским влиянием: восхождение избранного героя (юность Артура), сюжеты-квесты разных уровней (Грааль и испытания рыцарей), кризис волшебного королевства (распад Камелота).

🖋 Есть и отдельный субжанр «артуровского фэнтези» — фантастические романы, в которых действуют герои легенд, а иногда и пересказываются заново их сюжеты. Расцвет жанра пришелся на 70-е-80-е годы, его лучшие образцы — творческая переработка эпизодов «Смерти Артура» с непривычных точек зрения.
Цикл Мэри Стюарт о Мерлине («Хрустальный грот», «Полые холмы», «Последнее волшебство») делают Мерлина центральным персонажем артурианы. Стюарт опирается на хроники Гальфрида Монмутского больше, чем на рыцарские романы, и соединяет стиль исторического романа с фантастическими элементами.

📖 А в «Туманах Авалона» Мэрион Зиммер Брэдли раскрывается принципиально иной взгляд на артуровские события. Рассказчицей и главной героиней Брэдли сделала Моргану — здесь она пророчица и жрица умирающей языческой культуры. «Реабилитация» Морганы, которая в средневековых текстах стала антагонистской в результате христианизации легенд, породила множество подражаний и продолжений.

Об артуровском мифе в романе Робертсона Дэвиса «Лира Орфея»