Мифические и фантастические существа в литературе

🎄 Праздничное волшебство не обходится без своих героев. Современные календарные праздники — только верхушка мифологического айсберга. Если добраться до его основания, то за уютным распорядком праздника обнаружатся древние ритуалы. Но не будем погружаться слишком глубоко.

🎅🏼 Рождественский Санта-Клаус — это не литературный и даже не мифологический герой. Это святой Николай, которого в викторианской Англии приспособили к раздаче подарков и милым семейным торжествам, а затем превратили в атрибут праздничной индустрии.

😎 У Санты есть более суровый двойник — Крампус, полукозел-полудемон из немецких и центральноевропейских легенд. Пока святой Николай дарит подарки хорошим детям, Крампус наказывает плохих. Мимо такого героя не могли пройти авторы фантазийных ужасов — для тех, кому надоели святочные рассказы, есть роман Джеральда Брома «Крампус. Повелитель Йоля».

❄️ А вот русский Дед Мороз — больше, чем атрибут одного праздника. Персонификация русской зимы не может ограничиться явлением раз в год.

📗 Знакомый образ появляется в сборнике Владимира Одоевского «Сказки дедушки Иринея» (1841). Одоевский вдохновлялся идеями немецких романтиков: фольклорные волшебные сказки для них были средоточием необыкновенного и таинственного. В книге есть сказка «Мороз Иванович» — ее источники встречаются и в славянском фольклоре (это сказка «Морозко», знакомая нам по фильму Александра Роу), и в сказках братьев Гримм.

👱🏻‍♀️ В немецком источнике воплощением зимы была дама — «госпожа Метелица». Сюжет многим знаком скорее по фильму «Морозко»: две сестры, Рукодельница и Ленивица, по очереди попадают в царство Мороза. Трудолюбивую девицу он награждает, а ленивую наказывает. Одоевский смягчил народные версии сюжета, в которых наказание Ленивицы — смерть. Сказка простая и морализаторская, а вот к самому Морозу стоит присмотреться.

💨 Седой старик Мороз Иванович словно материализуется из зимнего воздуха: он «сидит на ледяной лавочке да снежные комочки ест; тряхнет головой — от волос иней сыплется, духом дохнет — валит густой пар». От тепла он прячется в колодце, но почему-то с удовольствием ест «горяченький» пирожок. В его ледяном доме все блестит, как бриллианты: в награду Рукодельнице он дает настоящий бриллиант, а Ленивице достается обманка-сосулька.

👥 Мороз Иванович ближе к нашему Деду Морозу — домашний и понятный. Справедливость его в духе 19 века — рациональная и экономическая: за качественную работу надо платить, а за некачественную — штрафовать.

✍️ Противоположный путь выбрал, конечно, Некрасов. В его поэме «Мороз, Красный Нос» является совсем не святочный дедушка. Мороз — царственный чародей, повелитель холода. И смерти: «Не ветер бушует над бором, / Не с гор побежали ручьи, / Мороз-воевода дозором / Обходит владенья свои…»

👶 В детских антологиях часто печатают урезанную версию, без строф, в которых Мороз любит «И кровь вымораживать в жилах, / И мозг в голове леденить». Некрасовская героиня, отчаявшаяся крестьянская вдова, попадает не в сказку, а в миф, в объятия древнего божества. Поцелуй Мороза дарит героине забвение, «заколдованный сон».

Давайте узнаем, из какой книги к нам пришла Снегурочка.

👱🏻‍♀️ Снегурочка — существо странное: мифологические аналоги угадываются с трудом, происхождение непонятно. Зато у героини новогодних ритуалов есть прекрасный и сложный литературный двойник.

📖 Пьеса Александра Островского «Снегурочка» так же необычна, как ее героиня. Невероятно популярный в свое время драматург штамповал комедии на все случаи жизни, но время от времени прорывался к каким-то сильным мифологемам, которые навсегда закрепились в русской культуре. «Снегурочка» — театральная фантазия о «берендеевом царстве»: стране благоденствия, основанном на народных утопиях.

❄️ В отличие от нашей новогодней Снегурочки, у героини Островского с происхождением все понятно. Она дочь зимы (тут Дед Мороз все-таки ее отец, а не дед) и весны, что-то вроде нимфы или дриады в славянском антураже.

👣 Сказка начинается с ухода Снегурочки из родного мифологического мира в мир человеческий. Ее соблазняет музыка — песни Леля и танцы девушек пробуждают в фантастическом создании чувство одиночества и тоску по любви. Ничем хорошим это кончиться не может: Снегурочка предсказывает свою судьбу одним словом:

И дни и ночи слушать
Готова я его пастушьи песни.
И слушаешь, и таешь...

👩‍🦳 Островский облекает календарный ритуал в форму психологической драмы 19 века — но тогда история получается печальная. Нежная испуганная Снегурочка непохожа на Снежную Королеву или госпожу Метелицу. Из персонажей литературных сказок она ближе к Русалочке Андерсена.

⚡️ Но она несет в себе разрушительную силу. Берендеево царство начинает распадаться изнутри, потому что Снегурочка — аномалия, холод, который мечтает о тепле, и одно ее присутствие губительно для мира традиций и правил. Поэтому классическая тема зависти богов к смертной жизни ведет к торжеству смертных. Сюжет «Снегурочки» оказывается сюжетом о самоубийстве бога: она сама приносит себя в жертву любви.

☀️ Солнцепоклонники берендеи рады вернуться к теплу. Царь в финале призывает их не печалиться о растаявшей Снегурочке: «Солнце знает, / Кого карать и миловать». Зрителям вряд ли удастся разделить их радость. Массовая культура предпочла праздничную счастливую Снегурочку, которой не страшно человеческое тепло.

В рождественскую и новогоднюю символику встроился и совсем неожиданный персонаж — Щелкунчик. «Виноват» скорее Чайковский: сказочная атмосфера балета прекрасно подходит для детского праздника.

🐭 Щелкунчик — чисто литературное, авторское изобретение. В популярной культуре он остался хранителем духа немецкого романтизма, со всеми его странностями.

📙 «Щелкунчик и Мышиный король» — сказочная повесть Гофмана (1816). Она была напечатана сначала в сборнике «Детские сказки», но сентиментальные интонации тогдашней детской литературы наложены на типично гофмановскую историю о столкновении реальности и фантазии.

👧👦 Мари и Фриц, дети благополучной богатой семьи, любуются рождественской елкой и ждут подарков. Санта Клаус еще не завоевал рождественский рынок, поэтому мифическим дарителем выступает сам Христос: «Итак, дети отлично знали, что родители накупили им всяких чудесных подарков и сейчас расставляют их на столе, но в то же время они не сомневались, что добрый младенец Христос осиял все своими ласковыми и кроткими глазами и что рождественские подарки, словно тронутые его благостной рукой, доставляют больше радости, чем все другие».

👀 Детское мышление легко примиряет бытовую прагматику и чудесные таинства — но Гофман всегда иронически напоминает, что во взрослой реальности волшебство неуместно.

😇 Мари восхищает игрушечный «хорошенький человечек», описанный как идеальный герой сентиментальной повести: она умиляется, «каким добродушием светилось его лицо. Зеленоватые навыкате глаза смотрели приветливо и доброжелательно. Человечку очень шла тщательно завитая борода из белой бумажной штопки, окаймлявшая подбородок,— ведь так заметнее выступала ласковая улыбка на его алых губах». Отец сухо объясняет девочке, что она любуется даже не игрушкой, а столовым приспособлением для колки орехов.

✨ Мари дважды попадает в волшебную реальность — сначала в мир оживших игрушек, а потом в волшебное царство, из которого пришел нелепый в мире взрослых «крестный Дроссельмейер». Мари с самого начала угадывает двойничество крестного и Щелкунчика.

🎄 В сказочном сюжете Щелкунчик должен сыграть роль прекрасного принца — только Гофман нарушает все правила. Роли перевернуты: дева защищает и жалеет своего хорошенького рыцаря. А в конце игрушечная реальность побеждает. Мари уходит с Дроссельмейером в царство фантазии и вечного детства — или превращается в игрушку на новогодней елке:

«Рассказывают, что через год он увез ее в золотой карете, запряженной серебряными лошадьми, что на свадьбе у них плясали двадцать две тысячи нарядных кукол, сверкающих бриллиантами и жемчугом, а Мари, как говорят, еще и поныне королева в стране, где, если только у тебя есть глаза, ты всюду увидишь сверкающие цукатные рощи, прозрачные марципановые замки — словом, всякие чудеса и диковинки».

👀 Очередная загадка: кто это странное существо?