Постмодернизм

🇺🇸 Для американцев был особенно важен нонконформизм, противостояние самодовольному глянцевому миру массовой культуры 50-х.

👅 Американские критики обычно видят в постмодернизме естественное продолжение линий, начатых Генри Миллером и битниками: демонстративное нарушение языковых, эстетических и моральных табу, абсурд как средство выхода из нормативной культуры, солидарность с молодежными движениями. Большое влияние на писателей поколения 60-х оказал и Владимир Набоков.

🤡 Первая фаза американского постмодернизма ассоциируется с литературой «черного юмора». Сюрреалистические, абсурдистские тексты Курта Воннегута, Джозефа Хеллера, Уильяма Гэддиса сталкивают серьезные, даже трагические темы с юмористичесой манерой повествования.

📙 Так, культовый роман 60-х — «Уловка-22» Джозефа Хеллера написан как фарс о войне. Быт военной авиабазы устроен по правилам бюрократического абсурда, и рваное, чередующее разные точки зрения повествование создает ощущение безумия. При этом очевидно антивоенный текст никогда не выходит в поле серьезности или морализаторства.

📖 В метароманах Джона Барта черный юмор сопровождает типичные постмодернистские эксперименты с интертекстом. Тексты Барта построены на пародийном переписывании мифов, литературных сюжетов и популярных жанров. Один из постоянных объектов пародирования у Барта — американская «университетская проза», ориентированная на узкую академическую среду.

📘 Самый успешный роман Барта, «Козлик Джайлз» (1966), иногда называют первым настоящим постмодернистским романом в американской литературе. В нем обыграны модели «кампус-романа» о студенческой жизни, героического эпоса и религиозных сюжетов о пришествии мессии; на другом уровне роман читается как сатира на политические интриги холодной войны.

🖋 В цикле из трех повестей «Химера» (1972) античные мифы скрещиваются со сказками «Тысячи и одной ночи». В события сюжета вклинивается сам автор: в первой повести он подсказывает Шахерезаде идею бесконечного рассказа с продолжениями.

🔀 Ветвящиеся сюжеты, игра слов и аллюзий у Джона Барта создают образ повторяющейся истории и вечного возвращения. Автор, персонажи, чужие тексты замыкаются в один круг.

📗 Литературовед Роберт Сколз в 1969 году назвал свою книгу о современной американской литературе «Фабуляторы» (fabula — сказка, басня), и в американской критике прижилось это определение.

📌 Фабуляция — отказ от повествовательных форм реалистического романа в пользу сказочного плетения историй, от логики и психологической мотивации в пользу комических парадоксов.

📠 Американское постмодернистское поколение в России переводили и издавали неравномерно. Его лидеры — Джон Барт, Томас Пинчон, Роберт Кувер, Доналд Бартелми, Ричард Бротиган стали известны у нас сравнительно недавно, многие тексты перевели совсем недавно, а некоторые еще ждут переводчиков.

Давайте обсудим романы человека-загадки Томаса Пинчона, узнаем, к каким темам он обращается и как строит постмодернистский текст.

😎 Томас Пинчон (р. 1937) — самый знаменитый отшельник современной литературы. О его биографии известно немного, и никто не знает, где он живет и даже как он выглядит: известны только юношеские фотографии. Только голос он несколько раз разрешил записать — в том числе озвучил свой образ в мультсериале «Симпсоны». Пинчон учился в Корнеллском университете, и, возможно, посещал лекции Набокова.

📕 Первый роман Пинчона — «V.» (именно так, с точкой) — вышел в 1963 году и сразу завоевал внимание критиков. Он напоминает классический авантюрный роман, но доведенный до абсурда. Множество персонажей, очень подвижных и неопределенных, вовлекаются в квест, цель которого — загадочная обладательница инициала «В.»

🕰 Повествование перескакивает из современного Нью-Йорка в начало 20 века, нагромождаются все новые и новые сюжетные линии и детали, приключения и разговоры. Умножение усиливает впечатление пустоты: поиски сверхценности утопают в хаосе. Этот эффект будет повторяться во всех романах Пинчона.

📘 В романе «Выкрикивается лот 49» сюжет расползается еще шире. Героиня романа погружается в теорию заговора, связанную с «войной» между двумя почтовыми компаниями. Ее окружают множащиеся знаки и странные персонажи с комическими именами, а конспирологический след приводит к театру 17 века (роман включает пьесу-пастиш).

🤯 Роман пестрит отсылками к Голливуду и массовой культуре, а среди действующих лиц есть рок-группа «Параноики», пародия на «Битлз». Название — не только шутка: тексты Пинчона действительно имитируют состояние паранойи, которое захватывает и персонажей, и читателей.

📗 Главной книгой Пинчона остается «Радуга тяготения» (1973). Название романа не имеет отношения к природе: речь о траектории немецкой баллистической ракеты Фау-2. Обращение к техническим, инженерным темам, чертежам и описаниям технологий свойственна всей прозе Пинчона: он стирает границы не только между элитарной и массовой культурой, но и между гуманитарной и технической. В запутанном сюжете сходятся также научные и оккультные темы, математика и нумерология.

✍️ Американский ученый Брайан МакХейл в книге «Постмодернистская литература» пишет, что в «Радуге тяготения» Пинчон нашел одну из лучших метафор постмодернистской картины мира. Это особое устройство пространства — но не фантазийного, как у Кальвино или Борхеса, а основанного на реальной истории. Одна из частей романа называется «В зоне»: речь об оккупированной Германии сразу после Второй мировой.

🌀 Зона — это уже не страна: национальные границы потеряли смысл, остается только пространство хаотического движения по разрушенному ландшафту. Текст распространяет эту метафору дальше внешнего пространства: «теряется грань между галлюцинациями и реальностью, метафоры становятся буквальны, вымышленные миры масс-медиа — кино, комиксы — врываются в гущу исторической реальности». «Зона» множественна и неоднородна: литературное творчество становится воспроизводством тех же принципов в языке.

Пинчон в «Симпсонах»

Доналд Бартелми (1931–1989) пришел в литературу из академической среды. Хотя он не стал известным ученым уровня Умберто Эко, в своих текстах он часто иронически обращается к идеям и лексикону философии, теории литературы, культурных исследований.

Давайте узнаем, чем интересны его произведения и в чем особенности стиля писателя 👇

🧩 Тексты Бартелми отличает фрагментарность: между эпизодами часто возникают смысловые и событийные провалы. Сюжет в них кажется случайным набором действий, часто возникает «матрешечный» эффект.

📖 Например, рассказ «В музее Толстого» начинается с нарочито просто, коротким фразами написанной сцены посещения вымышленного музея. Рассказчик всматривается в портреты: «Занятие невыносимо тяжелое. Слишком много потаенных мыслей открывается твоему взору». Пытается пересказать все, что знает о Толстом — обрывки биографии складываются в комическую историю: как Толстой сбрил брови, как его укусил медведь, как он стал вегетарианцем.

👤 В текст встраивается и сам Толстой: герой пересказывает его рассказ «Три старца». Музей выглядит абсурдной попыткой охватить всего Толстого, в нем есть зал «Лето в деревне» и зал «Утро помещика». Огромность Толстого (количество страниц в собрании сочинений, тысячи портретов в музее и посетителей) сталкивается с краткой и отрывистой формой рассказа. Но можно заподозрить, что Бартелми имитирует нарочито простой стиль позднего Толстого, которого он и пересказывает. Получается, что и слова рассказчика, и музей, и Толстой как человек, и произведения Толстого — в одной плоскости.

✍️ Хорошее определение стиля Бартелми — «внезапная проза». В отличие от усложненных повествовательных конструкций Джона Барта, Пинчона или Умберто Эко, у Бартелми то же впечатление нарушенных пропорций создается средствами минимализма.

⭐️ Самое значительное произведение Бартелми, роман «Мертвый отец» (1975), издано на русском совсем недавно. Как и рассказы, он представляет собой серию как бы случайных фрагментов. Они разнородны по жанру: диалоги, анекдоты, причти. Заглавие указывает на центрального персонажа — абстрактное воплощение отцовства: небольшая группа персонажей сопровождает «мертвого отца» в странном похоронном путешествии. Некоторые фрагменты явно цитируют театр абсурда:

«Дети, сказал Мертвый Отец. Молокососы.
Это что? спросили дети, показывая на Мертвого Отца.
Это Мертвый Отец, сообщил им Томас.
Дети крепко обнялись.
Что-то не похож он на мертвого, сказала девочка.
Он ходит, сказал мальчик. Или хотя бы стоит.
Он мертв лишь в известном смысле, сказал Томас.
Дети поцеловались, в губы
По-моему, они не очень впечатлены, сказал Мертвый Отец. Где же благоговенье?».

💫 Образ вызывает вроде бы давно исследованные европейской литературой ассоциации — смерть Бога, Эдипов комплекс — но атмосфера символистской притчи снижается за счет черного юмора. «Внезапный» стиль, постоянные переключения между жанрами не позволяют сложить обрывки в знакомый нарратив. Сложный ритм романа отсылает также к имитациям джаза в американской литературе 20 века.

О том, как Набоков повлиял на американских постмодернистов