Марсель Пруст и роман «В поисках утраченного времени»

У романа Пруста непростая география — давайте попутешествуем немного по главным местам «Поисков» и узнаем, как устроено пространство. Вымышленную географию романа можно соотнести с настоящей картой, но не до полного совпадения.

📖 «Почти всю ночь я вспоминал, как мы жили в Комбре, у моей двоюродной бабушки, в Бальбеке, в Париже, в Донсьере, в Венеции и в других городах, вспоминал местность, людей, которых я там знал, то, что я сам успевал за ними заметить и что мне про них говорили другие», — так в начале романа задается достаточно узкий географический диапазон сюжета. Комбре, Бальбек и Донсьер — изобретения Пруста, локализовать их можно только приблизительно, хотя у каждого, как и у персонажей, есть несколько прототипов.

Давайте разберемся, как и зачем они создаются 👇

🏞 Комбре, городок, где рассказчик в детстве проводил лето, занимает главное место в потоке воспоминаний. В отличие от остальных мест, эпизоды из жизни в Комбре есть во всех частях романа.

❓Что в нем особенного?

🇫🇷 Статус прообраза Комбре официально закреплен за городком Илье в центральной части Франции, недалеко от Шартра. В 1971 году, к столетию Пруста, город переименовали в Илье-Комбре; в нем есть большой музей, посвященный писателю. На самом деле, Комбре — не копия Илье: Илье не был местом военных действий, церковь в нем далеко не такая древняя и впечатляющая, как в романе, а попытки дотошных исследователей просчитать географию помещают Комбре дальше на север (и название позаимствовано у городка в Нормандии).

☝️ Пруста вообще сложно использовать как путеводитель, а описания городка из детства тем более не могут быть точными. Комбре нужен рассказчику только в том образе, который удерживает его память: «Комбре был для меня устройством до такой степени особенным, его было до такой степени невозможно спутать ни с чем другим, что он представлялся мне кусочком мозаики, для которого я никогда не мог найти места на карте Франции».

🧩 Он не может быть кусочком мозаики, потому что для рассказчика охватывает весь мир. Каждая точка, в которую рассказчик попадает, в какой-то момент сравнивается с Комбре. Комбре, в свою очередь, состоит из нескольких повторяющихся точек.

👶 Пруст воспроизводит пространство глазами ребенка: нет общей картины, есть привычные места жизни, прогулок, встреч и праздников. Церковь, несколько знакомых домов, парк — и непропорционально много воды. Почти каждое развернутое воспоминание о Комбре включает пруд, дожди и речку Вивонну (название которой, возможно, отсылает к мифологическим образам реки жизни, vivre — жить).

🌀 Комбре мифологизируется рассказчиком: для него это источник всего и самое желанное место, личный «золотой век». Город максимально свободен от предзаданных смыслов и ассоциаций. Комбре — единственное пространство, которое рассказчик видит в первую очередь своими глазами. Все остальные значимые места в тексте вводятся сначала через чужой взгляд, книги и картинки.

Музей Пруста в Илье-Комбре

Во второй книге «Поисков» — «Под сенью девушек в цвету» — местом действия становится курортный город в Нормандии — Бальбек. Как и Комбре, он склеен из нескольких мест — узнаются Трувиль, Кабур, Онфлёр и другие города на побережье пролива Ла-Манш.

Давайте подробнее поговорим об этом месте и почитаем сам роман 👇

🕌 Название «Бальбек» тоже можно встретить на карте Нормандии, но рассказчику его звучание кажется восточным, «персидским». Бальбек, как и Германты, распадается на два образа — фантазийный и реальный, которые рассказчику трудно примирить.

🇮🇹 Даже в фантазиях Бальбек — суррогат Венеции. В Венецию героя не пускают родители и доктора, которые волнуются за его здоровье. В итоге он соглашается на берег поближе. Его воображение подогревают рассказы Свана о прекрасной церкви в Бальбеке и вдохновленные литературой образы моря.

🌊 Церковь и море слились в одну картину. К разочарованию рассказчика, они находятся далеко друг от друга, а вся картина слишком современная и приземленная:

«В старом Бальбеке, где я сейчас находился, не было ни пляжа, ни пристани. Правда, по преданию, именно в море нашли рыбаки чудотворный образ Христа — об этом рассказывал витраж церкви, стоявшей в нескольких метрах от меня; да ведь и неф, и башни церкви были из камня прибрежных скал, размытых прибоем. Но море, которое, как я себе из-за этого представлял, билось под самым витражом, было больше чем за пять миль отсюда, там, где Бальбек-пляж, а колокольня рядом с куполом, про которую я читал, что она представляет собой шероховатую нормандскую скалу, что на нее обрушиваются шквалы, что вокруг нее летают птицы, и которую я поэтому всегда рисовал себе так, что до ее фундамента долетают последние брызги пены вздыбившихся волн, стояла на площади, где пересекались две трамвайные линии, напротив кафе под вывеской, на которой золотыми буквами было написано: "Бильярд”».

📖 Статуи кажутся мертвыми, а прекрасная бальбекская Мадонна, о которой рассказчик читал в книгах, «так же как и церковь, превращалась в маленькую каменную старушку, чей рост я мог измерить, а морщины — сосчитать».

💧 Море тоже разочаровывает: «Я требовал также, для впечатления совершенной подлинности бури, чтобы морской берег, с которого я наблюдал бы ее, был естественным берегом, а не молом, недавно сооруженным муниципалитетом».

🖼 Завершает картинку искусственного мира убранство отеля, стены которого украшены фризами с морскими пейзажами. Рассказчик в юности мыслит романтически: подлинной может быть только природа, а следы человеческой деятельности фальшивы. На самом деле, это только начало знакомства с Бальбеком.

👁 Сюжетно Бальбек — место инициации, где рассказчик выходит из детства, начинает собственную. отдельную от семьи жизнь. В итоге ему удается преодолеть свои романтические стереотипы и увидеть красоту церкви и моря — в этом ему поможет один из персонажей, художник Эльстир, и импрессионистский взгляд на природу.

🔎 Прустовские морские пейзажи строятся на оптической игре. Это происходит, когда рассказчик их видит, а не воображает: «…мне случалось благодаря световому эффекту принимать более темный кусок моря за отдаленный берег или радостно созерцать синюю и текучую полосу, не зная, принадлежит ли она морю или небу». Именно к этой версии Бальбека будут возвращаться воспоминания рассказчика в последующих книгах.

Венеция — самая дальняя точка на карте «Поисков». В противоположность вымышленным городкам, Пруст включает в роман свою версию города, окутанного легендами и уже многократно описанного. Рассказчик так долго мечтает о Венеции как о несбыточном идеале, что его поездка кажется невозможной.

Давайте вместе прогуляемся по страницам романа и узнаем, на что стоит обратить внимание 👇

📘 Венецианская часть романа — шестая книга, «Беглянка». Автобиографическая сторона в ней связана с тем, что Прусту тоже долго не удавалось добраться до Венеции. Путешествие состоялось в 1900 году — Пруст путешествовал, как и рассказчик романа, с матерью, но еще и с Рейнальдо Аном (у них был роман в юности, и они остались близкими друзьями). Интересно, что творческий результат сразу получился только у Ана — он написал вокальный цикл «Венеция», его можно послушать на Ютубе.

👗 Тема Венеции до «Беглянки» возникает в романе не только в связи с путешествиями. Один из ключей к прустовской Венеции — в описаниях платьев Мариано Фортуни, знаменитого дизайнера начала 20 века. В русских переводах Пруста его называют на французский манер — Фортюни. Такие платья есть у герцогини Германтской, а рассказчик собирается купить платье Альбертине.

🕶 Фортуни объединяет исторические и современные техники и мотивы в дизайне — этим он близок Прусту. Для рассказчика «Поисков» эти платья, «верные старине, но ярко оригинальные, вызывали, еще даже с большей силой внушения, чем декорации, — ибо декорации оставляли простор для фантазии, — Венецию, всю загроможденную Востоком, где их надо было бы носить, Венецию, которой они были раздробленными, таинственными и восполняющими красками, вызывая представление о солнце и близких чалмах лучше, нежели какие-нибудь мощи в раке Святого Марка. Все погибло от той эпохи, но все возрождалось, воссозданное, чтобы объединить между собой эти наряды роскошью пейзажа и бурлящей жизнью, появлением там и сям уцелевших тканей догаресс».

💭 Платья Фортуни восстанавливают память, но не личную, а общую. Они работают так же, как мадленка, боярышник, неровные ступени.

📌 Обратите внимание и на «восточную» тему. Восточная, то есть византийская и турецкая, сторона венецианского стиля у Пруста — знак всего экзотического, далекого, провоцирующего воображение. Что-то восточное есть и в Бальбеке, и даже в маленьком декоративном парке в Комбре.

♠️ Рассказчик попадает в Венецию в совсем не вдохновленном состоянии: траур, внутренний разлад, желание забвения не располагают к тому, чтобы восхищаться достопримечательностями. В описаниях города Пруст явно избегает литературных стереотипов. Венеция в «Беглянке» не экзотическая, не чудесная и не призрачная. Рассказчик блуждает по темным улочкам, разглядывает случайно встреченных девушек, пытается уловить тайную жизнь города.

⚡️ В последней венецианской сцене великий город уничтожается в сознании рассказчика, когда он остается один: «В одиночестве я чувствовал, что все предметы вокруг меня чужие. Город перестал быть для меня Венецией. Его облик, его название представлялись мне фикциями. Дворцы распадались на части, — теперь это было просто определенное количество мрамора, – они казались мне похожими на любые другие, а воду я представлял себе смесью водорода и азота, смесью вечной, слепой, которая существовала еще до возникновения Венеции и будет существовать после нее, не знающей Дворца дожей и Тернера».

💥 К концу романа все его основные места окажутся разрушены — Венеция и Бальбек метафорически, Комбре после войны буквально. В пространстве к их прежнему смыслу вернуться нельзя, и единственный выход — собрать их в памяти и заново описать.

Платья Фортуни

📖 Давайте прочитаем фрагмент описания колокольни в Комбре (пер. Е. Баевской) 👇

Колокольню св. Илария было заметно еще издали: ее незабвенный облик вырастал на горизонте прежде, чем появлялся сам Комбре; когда из поезда, который на Пасхальной неделе привозил нас из Парижа, отец замечал, как она скользит по небесным бороздкам, перебирая их одну за другой, раскручивая во все стороны своего железного петушка, он говорил нам: «Ну все, приехали, берите пледы». А на пути одной из самых долгих наших прогулок в Комбре было место, где стиснутая с обеих сторон склонами дорога вдруг выбегала на огромную равнину, которую замыкала на горизонте неровная кромка леса, а над лесом возвышался только узкий шпиль св. Илария — такой тонкий, такой розовый, что казалось, его попросту прочертил по небу чей-то ноготь, чтобы этот пейзаж, эту картину природы и только природы отметить легким вмешательством искусства, единственным знаком человеческого участия. Когда мы подходили ближе и становилось видно уцелевшую часть квадратной полуразрушенной башни, что примыкала к колокольне, уступая ей в высоте, больше всего поражал красноватый темный тон камня; а туманным осенним утром вздымавшаяся над буйными фиолетовыми виноградниками пурпурная руина казалась почти того же цвета, что дикий виноград.

👀 А теперь посмотрим на картину Клода Моне «Вид Руана» (1892).

👇 Пейзажи Пруста часто сравнивают с картинами Моне — видите ли вы общее?

Клод Моне. Вид Руана. 1892

О фиолетовом цвете у Пруста и Моне